Растет ощущение того, что российско-украинский конфликт приближается к своей кульминации. Какими могут быть следующие шаги Москвы, Киева и его западных союзников? Следует ли ждать каких-либо политических инициатив с той и с другой стороны или противостояние обречено оставаться в военной плоскости? На вопросы отвечают политические эксперты.
Федор Лукьянов, директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай», главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»:
— Нет, мне не кажется, что близка кульминация. Общий контекст конфликта таков, что растет, напротив, осознание, что он может быть не ограничен по времени. Конца и края не видно.
Это конфликт на истощение, а все конфликты такого рода переходят в фазу переговоров, когда становится понятно, что военным путем ничего не добиться. Либо когда одна из сторон исчерпывает свои военные ресурсы. А такого исхода пока не просматривается.
Российский ресурс при всех наших понятных издержках и изъянах очень велик — и человеческий, и технический. Украинский ресурс — собственно украинский — существенно меньше. Но его изо всех сил пополняют западные контрагенты Киева. Поэтому и та, и другая сторона способны длительное время вести такое противостояние.
При этом перспективы эскалации сохраняются. Причем это уже весьма опасные перспективы. Это уже эскалация, которая подбирается к ядерной. Во всяком случае, другие способы в основном уже задействованы. С другой стороны, все сильнее сказываются экономические последствия продолжения конфликта. И думаю, что в ближайшие недели и месяцы они будут ощущаться еще острее. Прежде всего — в Европе.
Все это в совокупности создает весьма невнятный пока запрос на то, чтобы как-то все это остановить. Не урегулировать, подчеркну, конфликт. Урегулирование подразумевает решение проблемы, а как решить «украинскую» проблему, сейчас не знает никто. Нет, запрос на то, чтобы это прекратилось хотя бы на время. Вот это, я бы сказал, висит сегодня в воздухе. В том числе — на Западе.
У Запада, мне кажется, особенно у европейцев, с одной стороны присутствует азарт, желание «поставить Россию на место», одержать победу. А с другой — страх, что цена этой победы для них может оказаться превышающей допустимые значения. И в экономическом, и в социально-политическом плане.
Никаких конкретных идей я пока не вижу, но, возможно, в дальнейшем из этого запроса что-то вырастет. Все более частые заявления разных фигур о необходимости какого-то политико-дипломатического процесса, наверное, можно считать индикатором того, что мы к этому как-то движемся. Хотя еще очень далеки. Пока все по-прежнему определяется ситуацией на фронтах.
Евгений Минченко, президент коммуникационного холдинга «Минченко консалтинг»:
— На мой взгляд, есть тенденция к длительному затяжному конфликту. Особенно, учитывая тот факт, что у обеих сторон наблюдается достаточно высокий уровень энтузиазма по поводу перспектив военного решения.
Пока готовности к переговорам нет ни с российской, ни с украинской стороны. Ни, тем более, со стороны тех внешних игроков, которые оказывают сегодня поддержку украинским властям. Так что говорить о каких-либо политических решениях сегодня не приходится. Не вижу пока для этого никаких объективных предпосылок.
Алексей Макаркин, первый вице-президент Центра политических технологий:
— Если брать отношения России с Украиной, то ни той, ни другой стороне, в общем-то, не о чем сейчас разговаривать друг с другом. Если речь идет о прямых переговорах, то возможностей для них совершенно не видно. Все идет в прямо противоположном направлении. Сигналы, которыми обмениваются стороны, выглядят весьма тревожно.
Да, мы видим усилия Эрдогана, который пытается посредничать. Но он, замечу, пытается организовать не российско-украинскую встречу, а некий диалог России и Запада — на турецкой площадке. Но и тут возникает много вопросов. Запад, наверное, хотел бы поговорить с Россией, но если говорить без Украины, значит, говорить в обход Украины. Значит, соответственно, пойдут претензии — и со стороны Украины, и со стороны западного общества.
Кроме того, для того чтобы переговариваться, нужно, во-первых, минимальное взаимное доверие. Здесь же какого-либо доверия вообще нет. Ни между Россией и Украиной, ни между Россией и Западом. Ни с какой стороны по этим двум направлениям.
Второе — нужна общая повестка. Минимальные требования Запада — чтобы Россия отошла на линию 24 февраля. Россия же исходит из того, что четыре области — это уже ее территория. Согласно российской Конституции, нельзя вести переговоры об уступках территории — это одна из поправок, внесенных в 2020 году. С другой стороны, президент Украины заявил о том, что не будет вести переговоры с действующим президентом России.
Иногда бывает, что стороны договариваются — молчаливо или немолчаливо, — о том, чтобы какие-то темы отодвинуть на второй план и заняться вопросами, по которым можно договориться. Но здесь и это невозможно: отодвигать пришлось бы всю тему этого конфликта.
Словом, никакие стандартные вещи здесь не работают. Поэтому — как и о чем тут можно говорить?