Автор: Михаил Ростовский
Попытка прогноза следующих политических ходов президента
Владимир Путин на совещании с руководством страны в этот вторник: «Оценка происходящих событий должна быть, безусловно, дана, и это будет сделано. Но главное сейчас – это решение актуальных задач». Всего восемнадцать слов. Но сколько в них скрыто внутреннего драматизма, хорошо понятного тем, кто может – и тем более должен – стать частью этих президентских «оценок». Когда происходит политическое ЧП такого масштаба – или, во всяком случае, такой степени болезненности, – как сейчас, у любого человека начинают работать инстинкты: разрешить все немедленно, исправить все прямо сейчас, разрулить все как можно скорее. Но поддаваться инстинктам следует далеко не всегда. Качество решения задачи важнее скорости попыток ее решения.
Исходя из этого и зная управленческий стиль Путина, я готов сделать следующий прогноз. Не знаю, как скоро ВСУ будут выбиты с захваченных ими кусков «старой» территории России. Это, разумеется, следует сделать как можно быстрее (простите мне это логическое противоречие, если оно есть). Но то, что началось в августе 2024 года, в этом месяце – а, возможно, даже и в этом году – не закончится. То, что мы наблюдаем сейчас и будем наблюдать в ближайшем будущем, – это лишь начало длинной серии политических ходов и шагов, которая сейчас формируется в голове президента. Владимир Путин всегда руководствовался принципом «поспешай медленно». Вряд ли хозяин Кремля изменит этой своей привычке и на этот раз.
Начну с будущих внутриполитических решений президента РФ – их общие очертания, на мой взгляд, гораздо легче предсказать. Современная российская политическая действительность – да и весь накопленный человечеством управленческий опыт – знает много самых разных типов начальников. Есть начальники, которые с легкостью сдают своих подчиненных. Есть начальники-самодуры, у которых «семь пятниц на неделе» и которые сами не знают, чего хотят. Есть начальники-истерики, которые прикрывают свое собственное управленческое бессилие криками и руганью в отношении тех, кто от них зависит.
Ни в коей мере не желая делать ВВП комплименты (он в них точно не нуждается), хочу констатировать то, о чем прекрасно знают те, кто входит в ближний и даже дальний круг президента: Путин представляет собой тот тип начальника, который является наиболее комфортным для подчиненных. Президент очень лоялен к тем, с кем он работает. Путин не любит менять кадры. Путин склонен относиться с доверием к тем, кто доказал, что он достоин этого доверия. Путин не сдает «своих». Путин не бросит лояльных членов своей команды на политическое «растерзание», дабы прикрыть себя и снять с себя ответственность. Но все это вместе взятое не отменяет того факта, что иногда глава государства просто вынужден – да что там вынужден, обязан! – принимать жесткие кадровые и структурные решения. Расшифрую то, что и так понятно всем, кто входит в политические круги: употребленное Путиным слово «оценка» — это эвфемизм, который стоит в одном ряду с другими более понятными эвфемизмами, такими, например, как «разбор полетов» с последующими кадровыми или структурными выводами.
Принципиально не хочу заниматься спекуляциями на тему того, кто и когда может стать частью этих «выводов». Зато у меня есть общее соображение по поводу того, как именно Путин будет их делать. Для ВВП неприемлемы кадровые перестановки с позиции политической слабости. Он осуществляет кадровые перестановки только с позиции политической силы. Конкретный пример. После попытки мятежа в июне прошлого года российская управленческая вертикаль находилась, как бы это повежливее сформулировать, в не самом лучшем состоянии. По престижу власти был нанесен, как в тот момент казалось, сокрушительный удар. От Путина ждали немедленных кадровых перестановок в официальных силовых структурах. А украинские и западные «эксперты» (или эксперты без кавычек – такие там тоже есть) с удовольствием выдавали прогнозы о том, как президент РФ станет фактическим политическим заложником либо той, либо другой группы силовиков.
Что случилось по факту – известно сейчас всем. Никаких немедленных кадровых перемен на олимпе российской государственной власти не последовало. Путин отказался играть по чужим правилах, а вместо этого занялся постепенным восстановлением полной управляемости системы и престижа власти. Кадровые перестановки, затронувшие высшее руководство Министерства обороны, произошли только тогда, когда обе эти задачи были полностью решены, а события первого месяца 2023 года стали казаться «древней историей» или и вовсе чем-то нереальным. При этом новым министром обороны РФ стал не какой-то там «силовик, который конкурирует с другим силовиком», а очень жесткий и компетентный «штатский», ориентирующийся исключительно на президента.
Ну и еще один штрих, о котором, собственно, нет никакой необходимости напоминать: стартовавшая в конце апреля серия громких арестов в военном ведомстве. Силовикам, которые в какой-то момент решили, что они самые сильные, самые крутые и им море по колено, самым убедительным образом «напомнили»: главным источником и носителем силы в мире российской политики является президент. А тем, кто начинает зарываться — и в смысле нелояльности, и в смысле управленческой некомпетентности и злоупотреблений, – не стоит удивляться незапланированным поворотам в своих судьбах.
То, что произойдет в структурах российской власти дальше, точно не будет калькой того, что уже произошло после предыдущих громких потрясений. Однако общий путинский политический алгоритм не изменится. ВВП не будет принимать кадровые и структурные решения под давлением, он никому не позволит себе что-то навязать. Решения будут приняты в тот момент и при тех обстоятельствах, которые Путин сочтет наиболее политически выигрышными. То же самое, кстати, относится и к отношениям с Украиной. В Киеве заявили: мы сделали то, что сделали, для того, чтобы улучшить свои переговорные позиции и осуществить взаимоприемлемый обмен. Ну-ну, как же!
«О каких переговорах вообще может идти речь с людьми, которые без разбора наносят удары по мирным людям, по гражданской инфраструктуре, либо пытаются создать угрозы для объектов ядерной энергетики? О чём с ними вообще можно говорить?» — этот путинский тезис ни в коем случае нельзя воспринимать просто как политическую риторику. Сейчас, возможно, не самый удачный момент для того, чтобы напоминать о знаменитом путинском высказывании 1999 года: «Мы будем преследовать террористов везде. В аэропорту — в аэропорту. Значит, вы уж меня извините, в туалете поймаем, мы и в сортире их замочим, в конце концов. Всё, вопрос закрыт окончательно». Но думаю, что эти слова достаточно адекватно передают нынешний психологический настрой ВВП.
Конечно, Путин – это прагматик, понимающий необходимость принимать решения – иногда очень неприятные решения, – исходя в первую очередь из обстановки «на земле». Однако и прагматизм, и та самая обстановка «на земле» тоже говорят о том, о чем я уже сказал: Путин не будет вести переговоры с позиции слабости – только с позиции силы. И это не бравурное «враг будет разбит, мы всех победим!» Это намек на то, что впереди Россию ждут не только кадровые решения, которые затронут лишь высокопоставленных лиц. Сразу дисклеймер: нет, это не намек на мобилизацию. Я честно не знаю, какие именно решения общенациональной значимости примет Путин. Но они будут. Характер украинского военного конфликта (термин «конфликт на Украине» уже не отражает сути происходящего) безвозвратно изменился. И это потянет за собой – поправка: уже тянет — все остальное.
МК.RU