XX век стал самым мрачным и трагичным веком Европы. В сущности, ее последним веком. Ведь из бури мировых войн XX века Европа, так, в сущности, и не вышла. Там она оставила свой суверенитет, свою веру, свою независимость, а теперь теряет свою экономику и культуру. Еще немного, и такими темпами шагая в XXI век, от Европы не останется ничего, ни единого даже белого человечка. Так не лучше ли, право, всем (включая поляков) шагнуть назад, в благословенный XIX век?
Владимир Можегов, газета ВЗГЛЯД
Об этом есть смысл задуматься – как и вообще о том, чем стали для Европы последние триста лет ее непрерывных революций и всеевропейских войн. История новой Европы (Европы Нового времени) плотно укладывается в трехсотлетний промежуток между двумя тридцатилетними войнами XVII и XX веков. И именно здесь обретая свой большой и зловещий смысл.
Первая Тридцатилетняя война 1618-1648 годов была войной протестантского мира против католического. И результатом ее естественным образом стал распад единого духовного пространства Европы. Вместо единого Христиленда (Земли христиан) под властью Папы и Императора образовалась система национальных государств (по принципу: чья власть – того вера), закрепленная Вестфальским миром. В таком виде Европа стала пространством, весьма удобным как для сталкивания ее суверенов в локальных конфликтах, так и для социальных революций.
Тридцатилетняя война далеко отбросила Европу и в экономическом плане. Так что на фоне разрушенного и обнищавшего континента стала быстро восходить звезда Англии. Теперь этому далекому зачумленному острову, к которому в Европе никогда не относились всерьез, предстояло выстроить свое могущество на ее руинах.
Там, на острове, возникла новая денежная аристократия, далекая от прежних христианских идеалов. Туда переехали крупнейшие банковские дома Венеции и Амстердама, создав первый успешный в европейской истории центробанк (то есть частный банк, финансирующий короля и эмитирующий валюту). И там же новоиспеченный банк Англии совместно с Ост-Индской компанией принялись за строительство капитализма и Британской империи. Собственно, Банк Англии и Ост-Индская компания (первая в мире транснациональная корпорация, разбогатевшая на пиратстве, колониальных захватах и работорговле) и стали на пике своего могущества Британской империей, обладающей собственной армией, колониальной администрацией и финансами.
Новая мировая система под водительством Британии, под финансовой властью британских банков и либерал-демократической идеологии, транслируемой Англией по всему миру, продержалась до начала ХХ века и была переформатирована, согласно результатам второй тридцатилетней войны (1914–1945) в пользу Соединенных Штатов Америки.
«Тридцатилетней» Первую и Вторую мировые войны стал называть уже Уинстон Черчилль. Позднее, с легкой руки немецкого историка Эрнста Нольте (автора книги «Европейская гражданская война 1917–1945. Национал-социализм и большевизм», 1983), эту концепцию стали поддерживать все больше и больше серьезных историков, что и понятно. Такая концепция ярко отражает суть противостояний ХХ века. И более того, связывает Первую и Вторую в единую историческую цепь. По сути, война 1914–1945 годов была продолжением Тридцатилетней войны XVII века на новом витке истории.
В самом деле, вторая тридцатилетняя война, как и первая (а между ними была еще Французская революция и Наполеоновские войны) была всеевропейской гражданской войной двух коалиций: Либерально-демократических республик и революционного Коминтерна, с одной стороны, и традиционно-консервативной Европы – с другой. Результатом первой фазы войны (Первой мировой) стало разрушение четырех европейских империй (включая Османскую). Результатом второй фазы стало уничтожение традиционной Европы как таковой. После 1945-го, то, что раньше называлось Европой, было поделено между двумя модернистскими империями – США и СССР.
Обе эти империи не несли европейских смыслов, однако духовно они сильно различались. В позднесоветском СССР правила бал социалистическая идеология, по многим критериям близкая традиционному Риму, особенно в части культуры (советская культура продолжала стоять на корнях русской культуры XIX века и древнерусской традиции). США же (особенно после революции 60-х) все дальше уходили от христианских корней в сторону либеральной культуры всесмешения и постмодерна. Так что в 1991 году, когда рухнул СССР, на какое-то время стало казаться, что культура всесмешения победила полностью и окончательно. Особенно на фоне той ковровой бомбардировки, которой подверглась в это же самое время культурная традиция Европы.
Однако пока культура старушки-Европы, выполнявшей до сих пор роль витрины западного мира, спешно деконструировалась, Россия, сбросившая большевизм, наоборот, осторожно возвращалась к своим имперским смыслам. И сегодня как никогда близка к тому, чтобы вновь осознать себя в привычном качестве Империи, традиционного Рима.
Тридцать лет, прошедшие с 1991 года, Россия совершала этот нелегкий путь, вспоминая себя, свои корни, свои основания. И если тридцать лет мы потратили на то, чтобы вернуться к себе, то, возможно, следующие тридцать лет нам придется потратить на то, чтобы утвердить свои традиционные основания в новом мире. Утвердить себя, как мир Традиции посреди того культурного хаоса и разброда, в который скатывается Запад. Возможно, мы в самом начале большого пути. Возможно – в начале новой тридцатилетней войны, которая будет идти уже не за уничтожение, а за возвращение христианской Европы, возвращение Традиции. И конечно, воюем мы сегодня не с Украиной, а с тем «мировым беспорядком», в который все эти четыреста лет ввергалась Европа, с мировой революцией, которая с каждым своим витком являла свой все более демонический лик.
Слишком уж долго мы отступали. Слишком уж долго отступала христианская Европа. И кажется, настала пора возвращать все назад. И возможно, именно сегодня мы запускаем часы – в обратную от апокалипсиса сторону – для всего мира. Прямо как пророчествовал товарищ Байден, выступая в Польше: из XXI века в XIX, как в песне Высоцкого – «оттолкнувшись ногой от Урала», и – дальше, дальше: к нашему 1945-му, 1914-му, 1618-му, 1453-му – к русским флагам над Константинополем. Разве не таковы были наши отдаленные цели, которые ставили мы еще в Первой мировой? Или, может быть, еще дальше – к высокой античности, эпохе Юстиниана Великого, как абсолютному триумфу Христианского Рима в истории.
Не верите, что такое возможно? А мне кажется, что в такой войне, как сегодняшняя, победит тот, кто будет ставить себе невозможные цели. Ибо на его стороне будет сам Господь Бог. Ведь война эта по большому счету – эсхатологическая. И наша цель на Украине не в том, чтобы отодвинуть антирусский очаг на 1000 км к Западу, а в том, чтобы создать на наших западных рубежах – мост и трамплин в новую Европу, не в сегодняшнюю Европу хаоса и распада, а в Европу Традиции. В том, чтобы запустить контрреволюцию – консервативную революцию против мировой революции.